На Зимнем фестивале искусств представили хоровую оперу Александра Чайковского «Сказ о Борисе и Глебе, братьях их Ярославе Мудром и Святополке Окаянном, о лихих разбойниках и добром народе русском».
Сегодняшнее утро, начавшееся с новости о том, что российские войска пересекли границу Украины и стали проводить там военные действия, без преувеличения, разделило нашу жизнь на две части. И пока многие на фестивале приходили в себя и пытались понять, как уехать, открыт ли аэропорт Сочи, есть ли в банкомате наличные и слышны ли где-нибудь на юге взрывы, хор в составе почти 200 человек готовился к репетиции вечернего концерта. Его, вопреки всему, решили не отменять – действительно, зря что ли на один день приезжали хористы? Рассуждать о том, правильное ли это решение или нет, трудно. Это все равно, что задать самому себе вопрос – а что бы я сделал в этом случае? Был бы я честен перед самим собой и перед другими? Возможно, да, музыка вне политики и сочинцы, у которых из культурных событий только приезд Стаса Михайлова, не должны лишаться возможности посетить давно запланированный концерт, а музыканты не должны разворачиваться и демонстративно уходить со сцены. Но было сегодня одно «но». Стечение обстоятельств или горькая ирония, но опера Александра Чайковского посвящена борьбе за власть, царю-манипулятору и народу Древнерусского государства. Уместно ли было ее показывать именно сегодня? Нужно ли было вносить какие-то изменения? Ответьте себе сами.
В связи с текущей ситуацией останавливаться подробнее на сюжете и на ее трактовке либреттистом (Михаил Дурненков) мы не будем – иначе драматические фразы, которые выкрикивал Ярослав Мудрый, покажутся уж совсем «про сейчас». Андрей Мерзликин, представший в этой роли, был чересчур пафосным и театральным, его оплакиванию погибших братьев Бориса и Глеба не хотелось сопереживать. Их партии исполняли контртенора Владимир Магомадов и Олег Рябец – оба в черном, как секьюрити, добавили нотку лирики и страдания в это эпическое действо. Сцена, действительно, была заполнена хорами – это и Камерный хор Московской консерватории, и Камерный хор «Нижний Новгород», и Государственная хоровая капелла Республики Абхазия, и Мужская военная капелла, и народный хор РАМ имени Гнесиных…Коллективы выполняли функцию комментария происходящего, задавали атмосферу каждой сцены. Александр Чайковский написал довольно сложные хоровые партии: здесь и мелодекламация, и речитация, и почти скороговорка, и лирическое «ариозное» пение, и скандирование слогов, и даже фольклорный плач. Режиссер Павел Сафонов расположил их по двум сторонам сцены, разбавив эту статичность пластическими этюдами театра «Мим-оркестра», которые якобы изображали слуг властного царя.
Массовость добавило, безусловно, звучание оркестра, для которого Чайковский также написал немало фактурных и ритмических трудностей. Главную роль композитор отдал Юрию Башмету и его альту, который воспроизводил лейттему Ярослава. За «русское отечественное» отвечали народные инструменты – баян, домра, цимбалы. Что касается сценографии, то художник Алексей Трегубов выбрал минималистское решение – светлый квадрат, символизирующий, видимо, тот самый свет, из которого появляются Борис и Глеб, и неизменно присутствующее на сцене чучело совы (почти как из «Что? Где? Когда?»). Завершилось все это сказание о Руси и об ее землях обнадеживающе: царь Ярослав трагически упал на колени, а сверху медленно спустилась икона с образами святых Бориса и Глеба. Что ж, остается, действительно, только молиться.
Comments